— Котятам нужно много спать, — утешала я Пита, когда Джо проигнорировал его приглашение порезвиться с веревочкой, на конец которой он прикрепил бумажный бантик. — У меня есть идея. Почему бы нам не исследовать дом, ведь он такой большой? Может быть, нам удастся найти, где можно поиграть в мяч, в прятки или еще во что-нибудь?
Он неохотно согласился. В этом доме было множество комнат, иногда закрытых на ключ, реже — открытых: некоторые были заставлены мебелью, другие просто завалены всяким хламом. Пустые помещения были, как правило, слишком маленькими, чтобы в них играть, а те, что побольше, загромождены до такой степени, что там было невозможно находиться, не опасаясь, что при малейшем неосторожном движении что-то может свалиться тебе на голову. Я рассчитывала, что нам удастся обнаружить бальный зал или большую галерею. На таких виллах обязательно имеется бальная комната. Нам так и не удалось ничего обнаружить, да и Пит ни о чем подобном не слышал. Ему было скучно, и он без колебаний признал это.
— Может быть, мы ищем не в той половине дома? — спросила я. К этому моменту мы оказались в коридоре, где располагалась комната Франчески. Тут я увидела дверь, из которой вчера так сильно дуло, когда я уходила от Франчески.
Заметив мой взгляд, Пит попятился.
— Нет. Мы не можем пойти туда.
— Это опасно? Ведь сейчас день.
— Мне там не нравится, — зашептал Пит. — Пожалуйста, синьора, не заставляйте меня идти туда.
Я взяла его за руку.
— Да ты замерз, — воскликнула я, затем быстро проговорила: — Я тоже. Давай-ка немного пробежимся. Уверена, я обгоню тебя еще до того, как ты успеешь добежать до лестницы.
В конце концов мы решили пойти поискать Дэвида. Он был погружен в работу, как обычно бормоча и покряхтывая, тем не менее, нам удалось оторвать его и заставить немного побегать с нами во внутреннем дворике. К тому времени я решила, что предпочитаю дождь скуке, не говоря уже о страшном коридоре, которого так боится Пит.
Прогулка отняла у нас много времени, особенно процесс одевания, раздевания и сушки волос. Джо проснулся и радостно приветствовал наше возвращение, мы все втроем принялись ублажать его, на что ушло около часа, а затем настало время ужина.
Дэвид покинул нас, ворча, что некоторым занятым людям приходится тратить свое драгоценное время, когда бездельники отвлекают их от дел. Мне в голову пришла очередная идея. Пит рисовал портрет резвящегося Джо. Мы сидели в его комнате, не зажигая огня, ловя последние отблески уходящего дня, здесь я чувствовала себя гораздо свободнее, чем в чопорной гостиной Франчески, кроме того, меня не прельщала мысль об ужине один на один с Эмилией, убивавшей меня своим холодным критическим взглядом, в котором читалось молчаливое неодобрение моих манер.
— А не поужинать ли нам с тобой вместе? — поинтересовалась я.
— Ты не шутишь? — недоверчиво переспросил он, но глаза его засверкали от удовольствия.
— Пойду спрошу у Розы, вернусь буквально через минуту.
Общение с Розой не составляло ни малейшего труда, несмотря на то, что он не знала английского, а я итальянского. Ей было известно три слова на моем языке, мне — десяток слов по-итальянски, все остальное мы легко выражали с помощью жестов. Она одобрила мою идею.
— Сказать Эмилии? — спросила я.
Роза ухмыльнулась и сделала неприличный жест, который сопроводила какой-то скороговоркой на итальянском, насколько я поняла, это было что-то очень грубое. Я тоже решила, что говорить Эмилии об этом совсем необязательно. Кухарка — единственный человек, от которого действительно нельзя скрыть перемену пищи.
Роза поднялась в комнату к Питу вместе с воспитательницей, обе несли по подносу. Питу предназначалось молоко, мне — бутылка вина.
— Предлагаю тост, — торжественно произнесла я, когда мы остались вдвоем.
— Прекрасно. Я буду пить вино, — объявил Пит и потянулся к бутылке.
— Нет, ты не будешь. Тебе надо пока научиться есть на американский манер, если... — Я остановилась как раз вовремя, чтобы не проболтаться. Мне не хотелось преждевременно говорить ему о том, что ожидает его впереди. Франческа сказала, что все улажено, но, если мой план провалится, Пит сильно расстроится.
— Когда тебе будет столько же лет, сколько и мне, ты сможешь травиться, чем захочешь, — продолжала я. — А пока вино — для меня, а молоко — для тебя...
— Это несправедливо... — Голос Пита задрожал, его нижняя губа при этом обиженно оттопырилась.
— Жизнь — вообще не всегда справедлива, — согласилась я. — Улыбнись и прекрати дуться на меня.
— Знаешь, я ненавижу молоко, особенно итальянское. Оно всегда слишком горячее, его никогда не дают холодным, как в Америке. Иногда, когда никто не видит, я выливаю его в туалет.
— Мне кажется, Джо не согласится с тобой, — усмехаясь, сказала я, указывая на взобравшегося на стол котенка, который осторожно крался к подносам с едой. — Ну-ка, сними его оттуда, Пит, мне кажется, он нацеливается на твоего цыпленка.
Пит решил, что все очень забавно. Он сидел и весело смеялся. Мне пришлось самой потянуться к котенку, чтобы снять его со стола. Джо ускользнул от меня, но по пути опрокинул стакан молока. Ему удалось сделать не больше двух шагов, после чего я поймала его.
— На сей раз этот негодник избавил тебя от ненавистного молока, — проговорила я, стараясь, чтобы мой голос звучал строго. — Бог знает, почему я не могу как следует рассердиться на вас.
— Можно я вылью его?
— Да, так будет лучше, но в дальнейшем не пытайся сваливать на Джо, по крайней мере, пока я рядом.