— Да, вполне разумно. — Ее напряженное лицо расслабилось.
После этого я, наконец, смогла встать и, извинившись, удалиться в свою комнату. У меня было такое чувство, что я провинившаяся школьница, которая улизнула из кабинета директора. Странно, но мне начинала нравиться эта женщина, точнее, она перестала мне активно не нравиться. У нас нет ничего общего, мы вряд ли когда-нибудь сможем стать с ней друзьями, но если бы мы встретились при иных обстоятельствах, кто знает, возможно, нам было бы легко друг с другом. У меня сложилось впечатление, что виной наших несложившихся отношений была именно я, это моя ошибка, и винить в этом больше некого.
Я решила подождать Себастьяно в холле. Дождь на улице лил как из ведра, и я смирилась с вездесущим оком Эмилии, которая сновала между кухней и столовой и бросала на меня враждебные взгляды. Хотелось бы знать, почему она невзлюбила меня, вернее, почему она с такой настойчивостью демонстрирует мне свою неприязнь. Взять хотя бы Альберто: вряд ли у него было более лестное мнение о моей персоне, тем не менее, после того случая у въездных ворот он ни разу не позволил себе косого взгляда в мою сторону, даже не попытался заговорить со мной. Ведь при нашей первой встрече он не знал, кто я такая.
Увидев свет фар приближающегося автомобиля, я в мгновение ока завернулась с головой в свой старенький плащ и поспешила на улицу. Темнота вокруг стояла кромешная. Себастьяно даже не видел меня до тех пор, пока я не открыла дверцу его машины и не забралась внутрь.
— Это что, американская эмансипация, о которой я часто читаю? — поинтересовался он. — Вы никогда не позволяете мужчине поухаживать за вами, предпочитаете все делать самостоятельно?
— Это не эмансипация, это здравый смысл. Зачем нам обоим мокнуть?
— У меня, между прочим, — заметил он, — имеется зонтик.
Я вежливо промолчала.
— И зачем только я все это говорю вам? Наверное, я похож на английского дворецкого, не так ли? — спросил он после непродолжительной паузы.
— Я полагаю, что мы воспользуемся вашим зонтом в следующий раз, — великодушно пообещала я.
Но возможность продемонстрировать мне свой зонт ему так и не представилась. Когда мы подъехали к ресторану, швейцар раскрыл собственный, причем таких огромных размеров, каких мне не приходилось видеть даже на пляжах Америки. На этот раз мы не поехали в город, а пообедали в ресторане в окрестностях Флоренции. В старину здесь был монастырь, и современное оформление казалось необычным и таинственно-великолепным. Для постоянных посетителей — к ним принадлежал и Себастьяно — предназначались отдельные кабинеты, украшенные деревянными панелями ослепительно белого цвета, с резной узорной дверью.
Поскольку я просто не могу наслаждаться приятной минутой и мне надо все испортить, я спросила у Себастьяно, как он себя чувствует после случившейся в нашу прошлую встречу неприятности. Лицо его застыло, он ответил одной короткой фразой:
— Благодарю вас, мне уже лучше.
Мне ничего не оставалось, как смириться с его нежеланием говорить на эту тему. Однако, нахмурившись, он продолжил спустя мгновение.
— Полагаю, я просто обязан рассказать вам правду. Когда графиня спросила у меня о происшествии, мне пришлось свалить все на погоду, если вы сами водите машину, то, наверное, знаете, как трудно иногда бывает сориентироваться ночью, когда идет дождь... Все дело в том, что кто-то пробежал прямо перед моей машиной.
— Боже мой! Это был Альберто?
— Нет, не Альберто. Я еще ни разу не видел его. Это совершенно неправдоподобное существо, словно из фильма ужасов. Он появился ниоткуда. Мне пришлось резко нажать на тормоза, после чего машина врезалась в дерево.
— Мне кажется, я знаю, кто это. У Франчески работает один несчастный, у которого не все в порядке с головой. Он числится в помощниках у Альберто. У него еще, вдобавок ко всему, изуродовано тело.
— Ах, вот оно что. Тогда понятно. Мне сначала показалось, что это какой-то бродяга. В первый момент мной овладел суеверный страх. Вспомнились разные ужасы и небылицы.
— Могу себе представить, что вам пришлось пережить. Мне довелось столкнуться с этим человеком днем, встреча эта была непродолжительной, но впечатление она произвела на меня пренеприятнейшее. Насколько я могу судить, вряд ли он даже понимал, что подвергает опасности свою жизнь, не говоря уже о вашей.
— Я рад, что вы поняли меня. Большинство слабоумных — нежные и кроткие люди. Вы, вероятно, испугались его не меньше, чем он вас.
— Мне очень приятно, что вы именно с такой точки зрения смотрите на тот инцидент.
— Люди всегда были склонны пребывать где-то посередине между реальной жизнью и фантазией, — задумчиво добавил он. — Разве сейчас эмансипированные женщины, добившиеся свободы и равенства с мужчинами, не мечтают о том, чтобы их сердце украл какой-нибудь мужественный пират или разбойник с большой дороги? Хотя, может быть, именно вам и не свойственны подобные мечтания и несбыточные фантазии...
Я уловила злость в его голосе. Он не мог знать, как больно мне это слышать.
Тем временем я перенесла все свое внимание на предложенное нам меню. Оно было затейливо украшено забавными рисунками, изображавшими толстых монахов в ситуациях, не всегда соответствующих их сану. Я не смогла удержаться от восторженного восклицания.
Себастьяно рассмеялся.
— Неплохо, правда? Надеюсь, это не оскорбит вашего религиозного чувства? Мне кажется, что хозяин ресторана просто лишний раз напомнил кавалерам, которые приводят сюда дам, что необходимо хотя бы иногда соблюдать библейские заповеди.