Я поняла, что должна немедленно выяснить, чем вызваны перемены в планах графини, иначе мне не удастся заснуть и этой ночью. Я была настолько ошеломлена услышанным, что была готова сорваться с места прямо сейчас. Мое измученное воображение уже рисовало картину, как я глухой ночью украдкой спускаюсь по темной лестнице, держа в руках туфли, тайком пробираюсь в гараж и несусь со всей скоростью во Флоренцию. Там мне придется снова обратиться к Анджело, чтобы он устроил меня в комнату, о которой не будет знать ни одна живая душа, кроме нас с ним...
Собрав в кулак всю свою силу воли и вооружившись хитростью Макиавелли, я пошла на штурм.
— Франческа, я надеюсь, что изменения в ваших планах никоим образом не связаны с моей скромной персоной. Если вам вдруг надо уехать раньше, то я могу перебраться в отель, чтобы не стеснять вас.
— В этом нет никакой необходимости. Я не думала об отъезде до тех пор, пока вы не заикнулись о скором возвращении домой.
Это звучало неубедительно, поэтому я спросила напрямик.
— А куда вы собираетесь?
У нее был готов ответ.
— Я еще не решила, вероятно, Швейцария, может быть, Австрия. Париж в эти дни малоприятен.
Я почувствовала такое облегчение, что даже рискнула отпустить шутку.
— Слишком много американских туристов?
— Слишком много туристов, — поправила она меня, даже не улыбнувшись. — У меня нет предубеждений против американцев, Кэтлин. Я лично знакома с некоторыми американцами, и они представляются мне весьма воспитанными людьми.
"Некоторые из моих лучших друзей... " Я не произнесла эту фразу вслух, поскольку она вряд ли бы оценила мое чувство юмора...
Неожиданно мою эйфорию прервала очередная волна тревожного чувства, я не могла обойти молчанием этот вопрос.
— А как же Пит?
— На этот счет будут оставлены соответствующие распоряжения, о нем позаботятся должным образом.
Я с трудом удержалась от расспросов и все-таки уже готова была открыть рот, но графиня не оставила мне выбора, так как в этот момент взяла в руки колокольчик и позвонила, после чего любезно обратилась ко мне:
— Надеюсь, вы не слишком увлекались едой во Фьезоле. Роза приготовила сегодня мое любимое блюдо.
Дома мы изредка баловали себя ассорти из морепродуктов, но то, что предложила Роза — в нежнейшем винном соусе, — не шло ни в какое сравнение с тем, что готовила моя мать. Это было самое настоящее произведение кулинарного искусства. Франческа пребывала в прекрасном настроении, она даже отпустила несколько сухих и циничных шуток. Мы уже заканчивали десерт — еще один шедевр из малины и взбитых сливок, — когда она вернулась к вопросу, связанному с Питом.
— Хорошо, что вы проявляете такой неподдельный интерес к Пьетро, Кэтлин. Видимо, в вас прекрасно развит материнский инстинкт.
Мне хотелось побыстрее отвлечь ее от этой опасной для меня темы.
— Он очень хороший мальчик, — чистосердечно призналась я.
— Вы, наверное, захотите встретиться с ним еще когда-нибудь в будущем?
— Конечно, если это будет возможно, с огромным удовольствием.
— Посмотрим, что можно сделать. — Она улыбнулась мне с таким видом, будто у нас с ней появился маленький общий секрет, доставляющий нам обеим изрядное удовольствие.
В этот вечер я распрощалась с ней рано, оправдывая себя тем, что день был слишком насыщенным и я изрядно устала, при этом я не кривила душой. День был и в самом деле очень длинным, а если учесть и предыдущую ночь... Вместо того чтобы спокойно направиться в свою комнату, я решила подняться на самый верх. Я была уверена, что Пит уже спит в это время, однако, когда я приложила ухо к двери, до меня донеслись голоса, и я постучала.
Ответил женский голос на итальянском языке, который показался мне незнакомым. Я решила, что она предложила мне войти, что я и сделала.
Это была воспитательница Пита. Ее имени я не помнила. Она спокойно сидела на краю кровати Пита и наблюдала за тем, как мальчик лениво ковыряется в содержимом подноса, лежащего у него на коленях. Как только она увидела меня, она быстро вскочила на ноги.
— Привет, — жизнерадостно приветствовал мое появление Пит. — Я неважно себя чувствую.
— Немудрено... Я вовсе не удивляюсь этому. После того, как ты перепробовал все, что только можно, а потом еще и катался на аттракционах, я вообще удивляюсь, что ты еще можешь есть.
— Та пища из меня уже вышла, — небрежно махнул он рукой. — И пицца, и хот-дог, и все остальное...
— Можешь не продолжать. Мне известно, чем ты сегодня питался.
— Ну вот, представляешь, а теперь они хотят заставить меня съесть еще это, — он брезгливо показал мне на поднос, где стояла нетронутая тарелка с чем-то, по консистенции и виду напоминающим кашу. — А мне совсем не хочется это есть. Я даже смотреть не могу на еду.
— Поверь мне, я тебя не виню. А что, это так же невкусно, как и неприятно на вид?
— Можешь попробовать, — он протянул мне столовую ложку.
— Я с удовольствием попробую, но только после тебя.
Воспитательница с немым изумлением смотрела на то, как мы с ним по очереди заталкивали в себя эту странную массу. Не могу сказать, что она была невкусной или наоборот — вкусной — она была просто пресной. Я смогла осилить только четверть этого блюда.
— Мне кажется, этого вполне достаточно, чтобы все были удовлетворены. Она что, ждет здесь, когда можно будет забрать поднос?
Ресницы Пита предательски задрожали от едва сдерживаемого смеха.
— Она всегда этого ждет.
На подносе не было ни ножа, ни стеклянного стакана, который можно было бы разбить... Я внимательно посмотрела на девушку. Она осторожно взяла поднос с коленей Пита и, посмотрев на меня, обратилась с вопросом на итальянском, ожидая моего ответа.