Дверь открылась.
— Вас к телефону, синьора, — обратилась ко мне Эмилия.
Это мог быть только Себастьяно, больше некому.
Я взяла трубку и бодрым голосом произнесла:
— Ну как, с ребрами все в порядке?
В трубке воцарилась недоуменная тишина. Затем раздался знакомый голос:
— Какое именно тебя интересует? У меня их одиннадцать или двенадцать, точно не помню. Как мне кажется, они все на месте и с ними все в порядке, но, может быть, мне следует поинтересоваться у них, не случилось ли что?"
— Папа!
— Итак, ты все-таки узнала меня. О чьих это ребрах ты спрашиваешь столь заботливо, если мне будет позволено задать подобный вопрос?
— Ах, папа, как я рада слышать твой голос! Каким образом тебе удалось узнать этот номер?
— Надо признаться, это оказалось невероятно сложно. Да и каждая минута разговора влетит мне в копеечку, так что не трать время на пустую болтовню.
— О чем это ты говоришь, папа? Кто это тратит время? Как там у вас дела?
— У нас-то как раз ничего не случилось, — многозначительно произнес отец. — Это с тобой, как мне кажется, что-то произошло. Какого дьявола ты там торчишь? А, впрочем, неважно: ничего не надо объяснять мне, я не хочу ломать себе голову над этой проблемой. Когда ты собираешься обратно домой?
— Скоро, папа. Вы получили мое письмо?
— Какое письмо? Я получил одну-единственную открытку с дюжиной слов на обратной стороне. Кстати, спасибо, что потратила на ее написание свое драгоценное время. Когда я позвонил в ту гостиницу, которую ты указала, у меня состоялась весьма странная беседа с молодым человеком, которому, похоже, известно о планах моей собственной дочери гораздо больше, чем мне. Так как скоро ты вернешься домой?
— Я еще не знаю точно.
— Понятно. У тебя нет денег на обратный билет?
— Слава Богу, папа, мне не восемнадцать лет. У меня уже есть обратный билет...
— В таком случае, мне кажется, что тебе следует поторопиться. Так когда?
— В конце следующей недели.
— Ты уверена?
— Абсолютно. Пятница, суббота или воскресенье. Я обязательно перезвоню, как только забронирую место. Честное слово.
— Хм, — с сомнением в голосе проговорил отец.
— Позови, пожалуйста, маму на минуточку.
— А ее здесь нет.
— Держу пари, она даже не знает о том, что ты мне звонишь. Я уверена, она бы сказала тебе, что следует оставить взрослую дочь в покое.
— Хм...
— Я просто обожаю тебя, папа. Я обязательно позвоню через несколько дней.
— Надеюсь, ты не забудешь об этом. Так будет лучше, — сказал отец.
До меня донесся щелчок — он положил трубку, более чем за пять тысяч миль от Италии. Только теперь я почувствовала, как соскучилась по дому и близким, мне даже стало немного не по себе. Решено. Пятница. Я попытаюсь забронировать место на пятницу.
После этого я, повернувшись, неожиданно увидела стоящую на лестнице Франческу, которая задумчиво смотрела на меня.
— Это звонил мой папа, — глупо сказала я.
— Я так и поняла. — Графиня спустилась вниз. — Я должна попросить у вас прощения. Я случайно слышала ваш разговор.
Она величественно прошла мимо меня. Эмилия просто материализовалась из воздуха и поспешила распахнуть перед ней дверь. Я медленно последовала за Франческой, хотя чуть было не поддалась малодушному желанию побыстрее улизнуть отсюда.
Мы заняли свои обычные места за столом. Эмилия принялась разливать вино. Разговор начала я, стараясь, чтобы голос мой звучал как можно естественнее.
— Папа очень обеспокоен: я задержалась у вас гораздо дольше, чем рассчитывала. Как вы, наверное, поняли из нашей с ним беседы, он хочет, чтобы я побыстрее вернулась домой.
— Вы сказали — в пятницу или в субботу.
— Если мне удастся забронировать место в самолете. Я и так уже довольно долго пользуюсь вашим гостеприимством.
Я старалась обратить разговор в нужное мне русло и возвратиться к тщательно отрепетированному варианту. Но Франческа преследовала собственные цели.
— Я полагала, что вы останетесь здесь надолго.
— Не знаю, почему у вас сложилось такое впечатление. У меня не было...
— Вы — жена Бартоломео. Это — его родной дом. Он теперь ваш, живите здесь столько, сколько пожелаете. — Ее высокий лоб пересекла морщина. — Вероятно, мне следовало прямо сказать об этом еще в начале нашего знакомства. Я была уверена, что вы меня поняли.
Чем дальше, тем хуже. Она обращалась ко мне с таким видом, словно объясняла прописные истины неразумному младенцу. А доброта, великодушие, сердечность в голосе... Не будь дурочкой, повторяла я про себя, это отнюдь не душевное благородство. Это старая европейская традиция, в соответствии с которой женщина является собственностью своего мужа. Она должна следовать за ним с места на место и быть всегда к его услугам, а уж ребенок безраздельно принадлежит семье мужа.
— Вы очень добры, — запинаясь от волнения, пробормотала я. — Однако мне придется вернуться домой. Моя... Моя мама...
— О, я понимаю. Вы хотите сейчас быть рядом со своей матерью. Я, вероятно, едва ли могу заменить вам ее. Безусловно, все было бы иначе, если бы Бартоломео был с нами.
— О да, конечно. — Я уже не понимала, что говорю. Я просто уцепилась за ту подсказку, которую она непроизвольно мне подкинула. — Тогда все было бы совершенно иначе. Ну, а поскольку...
— Так вы решили — пятница?
— Да, если мне удастся забронировать место. Вы не возражаете, если я прямо сегодня свяжусь с авиакомпанией.
— Эмилия закажет вам разговор, — любезно предложила она. — Телефон не совсем исправен.
После этого у меня совершенно пропал аппетит. Франческа больше не возвращалась к теме нашей беседы, но я напряженно ожидала продолжения; мой желудок не выдержал стресса и отреагировал просто революцией.