Сразу после завтрака я поднялась на чердак, чтобы напомнить Дэвиду о нашей сегодняшней встрече в одиннадцать часов. Мне все равно было абсолютно нечем заняться. Вышивание наскучило мне, все книги, которые у меня были, я уже успела прочитать, исследование отгороженных садиков было весьма затруднительно. Поэтому мне больше ничего не оставалось, как предложить свои услуги Дэвиду.
Он встретил меня как-то странно, потирая подбородок. Он успел побриться сегодня утром, но уже был покрыт пылью с головы до ног.
— Если вы пришли в надежде, что я нашел для вас несколько коробок с рубинами и бриллиантами, то советую выбросить это из головы. Если вы хотите сами поискать что-либо подобное, то должен предупредить: самый лучший способ свихнуться — это постоянно натыкаться на ящики, в которых даже не пахнет драгоценностями. Разбор всего этого барахла — весьма скучное занятие.
— Я только хотела помочь вам отыскать письма, если они вообще существуют.
— Хорошо. Это именно то, что я ищу — письма. Я обнаружил коробку, доверху наполненную бумагами, не мешало бы их рассортировать. Чего там только нет, в этом ящике: вырезки из газет, рекомендации горничных, счета. Я планировал сначала разложить их по назначению, а потом — в хронологическом порядке. Если вы вдруг засомневаетесь в каком-нибудь клочке, лучше положите его обратно в коробку.
Когда я наконец закончила разбирать всю эту груду макулатуры, коробка была заполнена до самого верха. Я сомневалась, что мне повезет с первого раза; Дэвид предложил отложить те бумаги, в которых я не была уверена, отдельно, и лишь после этого мы с ним отправились на поиски Пита. Он несколько задержался этим утром — у него был скучнейший урок итальянской истории, однако стоило ему увидеть нас двоих, как его личико прямо-таки озарилось солнечным светом. Он провел нас через вход для прислуги. А уже в полдень Дэвид взмолился о пощаде.
— Мне необходимо съездить во Флоренцию и почистить кое-какие штуки, о которых я уже рассказывал тебе вчера, — объяснил он Питу как мужчина мужчине. — Надеюсь, мы сможем продолжить завтра?
— У меня не получится, — печально ответил Пит, глядя на меня. Я знала причину, по которой он не сможет поиграть с нами завтра — с утра он должен отправиться к доктору.
— Ну, тогда послезавтра, — согласился Дэвид. — Это, кстати, суббота. У тебя же нет уроков в субботу, не так ли? Мы сможем начать пораньше, и у нас будет время потренироваться дольше обычного.
— Вот здорово!
После того как мальчик ушел, Дэвид заговорил:
— Прошу вас, подождите меня, я переоденусь и буду ждать вас внизу через пятнадцать минут.
— Но я думала...
— Вы забыли. А, может быть, у вас просто изменились планы на сегодня?
— Ни в коем случае. Я подумала, что это вы забыли о нашем уговоре.
— Вообще-то я рассчитывал уехать сегодня пораньше, но не могли же мы с вами расстроить ребенка. В конце концов, не так важно, во сколько мы отправимся в путь: мы можем пообедать во Флоренции, а потом пробежаться по магазинам. Я знаю прекрасный магазин. Дешевый.
— Отлично, — обрадовалась я. — Интересно, а где Альберто держит мою машину? Он так и не вернул мне ключи.
— Машина наверняка стоит в гараже. Я заберу ключи у Альберто и буду ждать вас возле парадного входа. Если, конечно, вы не передумали.
— Не глупите, пожалуйста, Дэвид, встретимся через двадцать минут.
Я заметила в холле Эмилию и поспешила проинформировать ее, что не останусь сегодня на ленч. Это был весьма короткий разговор, который вряд ли можно было назвать любезным: если бы я предупреждала маму о своем отсутствии в подобном тоне, мой папа всыпал бы мне по первое число. Эмилия же пробормотала слова благодарности за мое предупреждение.
Переодевание отняло у меня несколько больше времени, чем запланированные двадцать минут. Дэвиду пришлось ждать меня. Он поднял руку в шутливом приветствии, как будто на голове у него была шоферская фуражка, но при этом выражение его лица оставалось мрачным.
— Что-то случилось? — поинтересовалась я.
— Ничего особенного. Я всегда так выгляжу после общения с Альберто.
— Что он вам наговорил?
— Да, ничего особенного.
— Что-то относительно меня?
— Не так уж важно, что он сказал, важно — как.
— О! Я полагаю, вы в сердцах врезали ему по физиономии, защищая честь леди?
— Вы что, смеетесь надо мной? Я же просто неоперившийся цыпленок по сравнению с ним. Он, кстати, еще и старше меня лет эдак на двадцать и тяжелее фунтов на сорок. Он вообще напоминает гориллу. Мне кажется, он входил в личную гвардию Дуче во время войны.
— Неужели ему так много лет?
— Честно говоря, я понятия не имею, сколько ему лет, да меня и не волнует этот вопрос. Предлагаю закрыть эту тему.
Время, которое я провела с Дэвидом, пролетело незаметно. Я даже не могла представить, что вообще смогу получать такое удовольствие от прогулки с кем бы то ни было. Дэвид так хорошо знал все закоулки Флоренции, как я — переулки Вэйфорда в штате Массачусетс: он был исключительно доброжелательно настроен ко всем встречным. Мне показалось, что Дэвид знаком с доброй половиной коренных жителей Флоренции: с нищими и уборщиками улиц, чистильщиками обуви и экскурсоводами.
Когда я не смогла удержаться от комментария по поводу его многочисленных знакомств, он спокойно откликнулся:
— Я вырос в бедной семье. Это международная ассоциация тех, кому известно, что такое голод — настоящий голод, а не-то, что называется скудостью питания. Я всегда считал себя своим в содружестве бедняков. Благородство души, как вы понимаете, вовсе не врожденное или наследственное качество. Богатому просто проявить щедрость своей души, иногда ему это ничего не стоит, но ведь его богатство позволяет ему лениться и не обращать внимания на страдания других людей.